Глава 10. Это еще не все, или глава о сплаве ПОСЛЕ
«The show must go on!»
Как известно, следующим серьезным порогом после Камикадзе является Стиральная Доска. Короткий и мощный порог представлял собой две огромные бочки, следующие одна за другой. Зачалившись с левого берега для просмотра и пройдя за порог, мы обнаружили дальше вертикальную стену, отвесно спадающую в реку – тупик. Значит штурмгруппе после прохождения порога должна кровь из носу зачалиться здесь, перед стеной, чтобы забрать собаку. Читатель, ты уже чувствуешь, куда я клоню? Да, они утратили собаку в третий раз, зачалились на противоположный берег только на 100 метров ниже. Ньюф уже ничему не удивлялся.
Так как нас уже зачаливать было некому и права на ошибку мы не имели, Адмирал решил не рисковать. Тем более, что обнос выглядел не очень страшным. Так состоялся единственный обнос Аргута на всем маршруте до Селевого. Так как Касатка порог шла, в общем зачете мы закроем глаза на эту вынужденную меру… Хотя, надо признаться, мы с М. обносу были только рады.
Пройдя еще немного, мы зачалились для просмотра Троглодита. Так как солнце ушло за каньон, а на нем обнаружилась очень милая стоянка, мы решили заночевать там сразу после прохождения порога. Троглодит представлял собой километр сложного слалома между камней с кульминацией в конце в виде неопасного левого прижима и мощного полутораметрового слива под ним. Надо ли упоминать, что сказать Адмиралу «нет» оказалось страшнее, чем идти в порог? И мы пошли… В первый раз за весь маршрут мы прошли шестерочную срань чище Касатки, которая вылетела на постамент и несколько раз телемаркнулась. Наконец-то появилась слаженность экипажа? Или Аргут оказался в своей слаломной стихии и переиграл Касатку по судовым обводам? Не знаю читатель, что стало причиной, но мне почему-то кажется, что за нас в Троглодите работал наш мандраж, и сделал дело. За грошовую цену в два рюкзака, Башкаус обучил нас ценнейшей науке ни на секунду не расслаблять булки.
Кстати, за Троглодитом в улове был найден один из моих сплавных ботинок. Нашедшие его дедушки радостно требовали магарыч и обещали найти весь утраченный хабар до последней веревки. Забегая вперед, скажу, что ботинок так и не встретился со своей второй половиной и сгорел в ритуальном костре на выброске.
Ночь на Троглодите была веселой и насыщенной. Шестеро таких видных самцов в четырехместной палатке – это пикантно. АЯ и В. оказались в самом шоколаде. Пользуясь грубой силой, они свернулись калачами, выдавив М. на меня. Так как с другой стороны отклячил свой заскорузлый тыл Пердед, подпираемый Дедушкой К., мне ничего не оставалось, как уползти вверх и заложить не помещающиеся вдоль тела руки за голову. В такой позе я и заснул. На следующее утро, первым, кого я увидел, был злой невыспавшийся Пердед. «Слышь, Алеша!…» - это он мне, да? «…Ты самый хитрожопый, я понимаю…» - ох, ты, какие эпитеты! «…Выложил свои клешни…» - это он про ручки мои, ага. «…И всю ночь ебашил меня ими по лысине, всю ночь!…» - ха, а вот это новость. «Не хочу я больше с тобой рядом спать, вали к Адмиралу, ему по башке стучи!» - Пердед суров. «Наш тренер – просто зверюга, ну просто супербизон».
На следующий день опять включили солнце. Начиналась бесконечная череда номерных препятствий под известным названием «пятерочный фон». Пощады нам не было. Река продолжала неумолимо падать в глубоком ущелье, ярясь могучими неисчислимыми сливами, бочками, прижимами. Ощущение близкого конца маршрута, которое я испытывал после Троглодита, оказалось иллюзорным. Да когда-нибудь кончатся эти бесконечные срани?
В соответствии с уже сложившейся традицией, днем мы встали на ремонт. Где-то в глубине этой, прости господи, «шиверы», штурмгруппе опять порвала Касатке борт и утратила кормовой кусок ее продолины. Мы, однако, тоже повеселились. Угребаясь от очередного скотского прижима, К. так увлеченно копал реку, что в его в руках сломалось весло. То самая запаска от Касатки, что с самого начала была уже подломана. Пришлось лечить ее деревянными бандажами. Как не уставал повторять Адмирал, обильно обматывая скотчем бедное гребло: «Скотч – величайшее изобретение человечества».
Мы встали на ночь где-то перед Огозо. Вечером Дедушка К. напек всем кедровых шишек. Так как закуска подходила к концу (да и надоело закусывать чесноком и батончиками гематогена), они пришлись очень кстати. Мы дошли до такой степени одичания, когда кружка ферейнского спирта с кедровой шишкой прекрасно заменяет бокал новосветского брюта с ананасом.
Ночь, как впрочем и всегда теперь после аварии, была бодрой. Зажатый между потными тушками Адмирала и дядюшки М., я маялся от боли в раздерганой руке и практически не спал, слушая, как молодецкий пердеж и храп кригсмарингренадеров эхом перекатывается по ущелью…
Утром следующего дня мы дошли до Огозо. Это впадающий в Башкаус слева водопад с одноименным порогом под ним. Красивое место. Порог, представляющий собой чистый полутораметровый слив в узких воротах, казался веселым и покатушным, если бы не одно обстоятельство – через несколько десятков метров вниз по реке находилась уменьшенная копия Ключевого под названием Семейный. Здоровенная мощнейшая горка из нескольких сливов и котлов заканчивалась уловом с водоворотом под отвесной левой стеной. А за ней после 30 метрового прогона начинался Упрямый. Интереснейший по нашей воде порог, представляющий собой слалом между скальных обломков с большим падением и наличием тяжелых диагональных струй, не читающихся с берега. Заканчивалось все навалом на левый берег, двухметровым сливом в узкий и быстрый микроканьон. Мощь и длина порога впечатляли. Из всех порогов после Мясорубки, Упрямый оказался самым сложным и мощным.
Мы прошли Огозо, пообедали гематогеном и пошли в Семейный. Штурмгруппе выступила в своей уже сложившейся традиции – прыгнув порог как по нотам, она опять не смогла зачалиться в запланированном сразу за Семейным месте и ушла ниже. Чалка состоялась только напротив первого слива Упрямого. Мы выступили хитрее. Вместо того, чтобы рвать попки и вырубаться к правому берегу на большой положительной скорости перед самой стеной, мы ушли по водовороту влево, вернулись к Семейному, мило погасили ход и прорезали струю направо из под выходного слива.
Солнце уходило за каньон, а мы приступали к Упрямому. Надо сказать, что после выхода из ловушки перед Камикадзе, Дедушка К. завязал с именными порогами наглухо. По крайней мере в этот раз. В Троглодите на его место сел несгибаемый Адмирал В. Устал Дедушка. Даже в пятерочный фон Пердед загнал его пинками и затейливой матершиной. Вот и в связку Огозо, Семейный и Упрямый на Касатке пошел В. Навтыкавшись в постаменты и в последний момент, после телемарка, уйдя от острого, невидимого с воды зуба, Адмирал вылез из Упрямого с весьма сумрачным фасадом. «Ну что там?» - голосом привокзального сиротки спросил я. «Ты сам все видел» - язвительно ответствовал В. и гаркнул в сторону берега: «Обносим!» Мне стало гадко. С одной стороны с сорванной рукой лезть в порог, который мне и здоровому не по зубам, не хотелось очень. С другой стороны мне стало жаль Адмирала, который явно решился на обнос из-за нас, грешных. Положение спасли Пердед и АА, которые заменили нас с М. Название порог отработал на все сто. Аргут повторил все метания Касатки, только выходной слив прополз по правой канализации. За все эти полеты на радужных струях, Упрямый заработал от Пердеда «респект и уважуху». «Маленький кусочек Гималаев» - назвал он Упрямый.
Первые плесы. Река начала сдавать. Был уже вечер, когда мы шли по неузнаваемо спокойной воде и смеялись, как умственно отсталые дети. Удивительно, но оказывается можно переговариваться с парохода на пароход и даже доставать фотоаппарат на воде, чего не было со времен Глубокого каньона…
Где-то здесь был порог Яйцо. Сам порог не интересен, а интересно то, что на место наотрез отказавшегося идти в него деда К., Пердед посадил Ньюфа. Пароход мигом превратился в вертеп на мокром ходу. Отстранив Пердеда от командования и весело гогоча, АА и АЯ начали по-дембельски учить Ньюфа жить с веслом в руках. И Ньюф старался на полную. Но когда до кульминационного выходного слива порога оставалось несколько метров, Ньюф, решивший, что все закончилось, радостно заверещал, подняв весло над головой. То, что ему сказали собратья по пароходу, когда падали полулагом в слив, я передать не берусь.
А потом мы шли по воде, активно ища место для стоянки. «Мечтай в одну руку, сри в другую и посмотри, какая быстрее наполнится» - сказал нам тогда Башкаус. Стало уже смеркаться, когда мы, понимая, что ночная навигация здесь – занятие дурацкое, выбросились на берег в первом попавшемся месте. Попалась нам двухметровая полка, заросшая крапивой в рост, с традиционным вертикальным склоном за ней. Выкосив с веселым матом траву, мы поставили на образовавшихся комариных пятачках палатки. Костер устроили у самой воды, на камнях в зарослях колючей акации. Милейшие места!
А между тем, вечерами становилось все холоднее. Пока я ждал выдачи «моего» комплекта одежды, успел изрядно замерзнуть, так как вместе с рюкзаком ушел в страну утраченных вещей и мой неопреновый свитер. В результате я бултыхался на сплаве в легкой термухе и ветрозащите. «Гыгыгы! Надо же! Два дня назад чуть не подох насовсем, а сейчас замерзнуть боится!» - радостно сушащий зубы Адмирал был в своем репертуаре.
Следующий день сплава не сильно отличался от предыдущего. Разве что фон стал попроще и солнце скрылось за низкими облаками. Тогда то мы и нашли адмиральское весло. У нас опять появилась запаска! Одна на всех.
Ближе к обеду мы прошли Тесный. Предварительно разгрузив Аргут. Терять остатки хабара в самом конце маршрута было вдвойне обидно, и Адмирал становился все осторожнее. На Аргут вместо нас с М. сели неунывающие Пердед с АА, а на Касатку вместо деда К. – Адмирал.
Порог представлял собой серию из трех мощных сливов, расположенных вперемешку с двумя здоровенными скальными затычками, что делало его весьма коварным. Плюс к этому, на заходе, слева от первой затычки имелся водопадный слив с огромным заварным котлом под ним. В котел очень не хотелось. Скалы в русле оставляли узкие проходы и делали ход воды в пороге малочитаемым с берега. В результате, идущую под правым берегом Касатку после второго слива, развернуло и сбросило резко влево. Поэтому последнюю затычку она обходила слева кормой вперед. Это была мерзкая канализация с прижимом и на грани габарита. Вышибло их оттуда весело, как пробку. Аргут повторил траекторию, но в этот раз пассажирам удалось не допустить телемарка. Когда пароход застрял в прижиме, сидевший на месте М. АА ухитрился запихать между баллоном и скалой мое весло, причем тэшкой вниз. Как ему удался этот фокус – никто не знает, АА – ловкач. Минутой спустя, уже в процессе чалки, АА, делая исключительное лицо, долго выуживал несчастное пожеванное весло из под баллона, чем сильно веселил командующего Адмирала и болельщиков.
Заключительный из проходимых именных сраней Нижнего Ущелья – порог Калибр, запомнился мало. Наверно только матюгами Адмирала в ответ на удар об камень на заходе, состоявшийся по вине моей покалеченной лапки. Подтаскивать корму в такой моще и с такой скоростью я, тщедушный, оказался не способен. Остальную часть порога прыгнули чисто – когда на тебя матерится такой В., боль в руке отходит на второй план.
Река успокоилась, раздалась и, первый раз за вот уже много дней, наступила тишина. Ущелье начало расступаться за ним появились поросшие лесом вершины гор. У берегов чернел в воде мертвый лес. Мы шли в полной тишине по зеркальной поверхности озера. Сель, сошедший ниже по течению, превратил это место в маленькую Карелию. Когда мы зачалились перед Селевым, пошел дождь.